ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Oct. 28, 2025

Горький вкус сладкого меда

Рейтинг:

Автор: Владимир Чуприн. МК Московский Комсомолец

Натуральный продукт может исчезнуть с торговых прилавков

В будущем году на торговых прилавках мы можем не увидеть натурального и целебного меда. Об этом предупреждает Союз пчеловодов России. Его заменит медовый продукт. Он тоже сладкий, потому что выработан из сахарного сиропа. Причина отказа пасечников поставлять натуральное лакомство в торговлю — ужесточившиеся требования к качеству меда и слишком высокие цены анализов для получения сертификата. Так будет ли натуральный мед в магазинах?

Опытные пасечники утверждают, что главный пчеловод страны Валерий Михеев, выступивший с этим заявлением, поздновато спохватился. Поскольку натурального меда уже сегодня практически нет в продаже.

— Пройдитесь по торговым сетям, — предлагают они. — На полках разные сорта в баночках стоят прозрачные как слеза. Но майский мед в октябре уже должен «сесть», то есть закристаллизоваться. А он будто вчера скачан с пасеки…

Потомственные пчеловоды рассказывают, что в старину люди, наоборот, покупали закристаллизованный мед, который гарантировал натуральность. «Другого и быть не могло, — поясняет пасечник из Нижегородской области Евгений Догин. — Потому что на продажу его везли в кадушках, а жидкий мед из них бы вытекал. Сегодня наши сограждане почему-то считают, что жидкий мед и есть настоящий».

Бабушкины методы проверки гарантий не дают

Ключевые поправки к закону «О пчеловодстве» вступили в действие в сентябре прошлого года. Они, казалось бы, должны были поставить запрет на фальсифицированный продукт, но все получилось с точностью до наоборот.

Контрольные органы проверили продукцию известных брендов в крупных торговых сетях. И выяснилось, что только в 13 из каждых 20 банок мед был признан настоящим и натуральным. В остальных семи анализы показали, что нектар пчелы собирали не перелетая от цветка к цветку, а сидели в своих ульях и усиленно пили сахарный сироп. В некоторых случаях название продукта на этикетке значилось одно, а сам мед был совсем другим. Например, темный гречишный мед предлагался под видом светлого цветочного.

И это в крупных торговых сетях, куда производителю попасть не так-то просто, даже имея набор необходимых документов. И где кроме основного ветеринарного контроля действует еще и дополнительный внутренний входной контроль. Что уж говорить о маленьких магазинах шаговой доступности?

Словом, пасечники, которые и поставляют мед в торговлю (через переработку), не торопятся теперь это делать, ждут, что цены на сертификацию и анализы снизятся, а жесткие требования к производителям смягчатся. «В одной ветеринарке проверка меда стоит 3 тысячи рублей, а в другой 20 тысяч, — говорит один из наших собеседников. — Почему? Нужен единый стандарт. Иначе торговать получается себе в убыток».

Излишки меда они продают постоянным покупателям на своих пасеках, а те объемы, которые остаются от продажи, оставляют на хранение. Настоящий мед не теряет своих целебных качеств годами.

В былые времена натуральность меда мог проверить рядовой покупатель. С чайной ложечки он должен стекать тонкой струйкой, не прерываясь. Есть и другие способы: например, мед в стакане воды должен раствориться и дать мутность. Если он дает осадок, то мед не настоящий. Или можно капнуть его на салфетку. Натуральный продукт сохранит свою форму, а если это фальсификат, то оставит мокрое пятно…

Такие нехитрые способы действовали десятки лет. Однако нынче бабушкины методы проверки никаких гарантий не дают. Фальсификаторы так поднаторели в своем бизнесе, что их мед и тонкой струйкой стекает, и осадка не дает... Даже опытные дегустаторы часто ошибаются на больших презентациях и признают искусственный мед настоящим, а натуральный — искусственным.

Но если мошенники вкладывают огромные средства в фальсификацию продукции, чтобы ее было не отличить от натуральной, значит, оно того стоит? Аналитики утверждают, что в этом бизнесе крутятся миллиарды. Стоимость 1 кило сахара колеблется от 70 до 160 рублей, а средняя цена такого же количества меда — около 500 рублей. Вот и судите, какая прибыль течет в карманы фальсификаторам.

Конечно, настоящие пасечники дорожат своей репутацией и «паленку» гнать не станут, им нет смысла, растеряют покупателей. Впрочем, им это не дает сделать и государственная система контроля «Меркурий», которая прослеживает путь меда от улья до торгового прилавка.

Тогда где, на каком этапе натуральный мед превращается в медовый продукт? Пасечники уверены, что на пунктах переработки, куда система контроля не дотягивается. Вот там, дескать, мед можно бодяжить чем угодно и получать огромные барыши. Вот именно там, по их мнению, и должен быть налажен жесткий контроль.

Спрашивается, зачем дорабатывать мед с пасеки, если он натуральный? Клиенты, которые покупают мед у пасечника, приобретают именно такой продукт. Дело в том, что когда на пункты переработки поступает мед в больших количествах, с разных пасек, он неоднородный и может отличаться по качеству. Чтобы привести его к «общему знаменателю», продукцию сливают в большую емкость, нагревают до определенной температуры, потом фильтруют, фасуют по баночкам… Могут добавлять некоторые ингредиенты, чтобы мед, как говорят специалисты, не закипел.

Вроде как процедура для поставки в торговые сети нелишняя. Однако изменение температурного режима и прочие ухищрения позволяют сделать из товара некое подобие меда, тот самый продукт, который пахнет медом, но не содержит целебных качеств.

При тотальном контроле производителя власти упускают один момент — куда направлять своих инспекторов для проверки качества продукции? Если человек торгует медом, а рядом с его хозяйством нет липовых лесов, полей с медоносными культурами и дикоросами, то откуда его пчелы берут мед? Тогда, возможно, и не понадобилась вся вертикаль контроля, которая не дает развиваться пчеловодческим хозяйствам.

Зачем правительству знать про трутней?

Формально в России отмечается увеличение производства меда. В минувшем году его накачали 63,1 тысячи тонн, а в нынешнем ожидается 65 тысяч. Но какого и за счет чего? Ведь количество пчелосемей в стране больше не становится. Наоборот, сегодня пчелиные семьи в массовом количестве завозятся в Россию из Узбекистана и Казахстана, они другой породы и передают болезни российским пчелам. В результате популяция отечественных насекомых, по словам экспертов, снижается.

Власти хотят все производство поставить под контроль, что, наверное, и правильно. Предпринимаются попытки организовать в стране индустриальное пчеловодство — крупное, на сотни и даже тысячи пчелосемей в одном хозяйстве. Но в чем риск подобной идеи? В таких хозяйствах больше шансов кормить пчел сахарным сиропом или патокой. По статистике, импорт патоки из Китая приобрел колоссальные масштабы. Стоит огромный ангар, в нем ульи, в поддонах разложена патока, которую пчелы с удовольствием потребляют. Это мед, но... ненастоящий.

С другой стороны, индустриализация вытеснит с рынка небольшие пасеки. Их точное количество неизвестно, но, по некоторым данным, пока они дают 94% всего меда в стране. Но в будущем они, конечно, не выдержат конкуренции с гигантами.

— Как правило, частные пасеки в стране — это дополнительный приработок для обитателей деревень, — говорит пчеловод из Рузского района Подмосковья Дмитрий Колистратов, у которого пасека в 20 ульев. — Они занимаются, допустим, молочным животноводством или разводят свиней. А пчелы — это так, для души. В советское время таким производителям государство даже доплачивало из своего кармана. Ведь пчелы опыляют поля, благодаря чему повышается урожайность. В общем, небольшие пасеки вдоль полей необходимо стимулировать. Такая поддержка сегодня сохранилась только в Алтайском крае. И еще в США и странах Евросоюза, где ценят вклад пчел в повышении урожайности.

Но у нас все наоборот, мелких производителей обременяют дополнительными требованиями. Или ставят перед выбором: или ты пчеловод, или ты животновод, третьего не дано.

Впечатление, что фермеров, которые занимаются медом «для души», хотят загнать в профессиональные пчеловоды. Чтобы бросили свое основное производство, допустим, овощей или картофеля и занимались только медом. Мелким производителям не дают развиваться. Даже малюсенькую пасеку необходимо занести в систему «Меркурий». После того как скачают мед для себя и продажи постоянным клиентам, нужно ехать к ветеринарам, чтобы те провели платные анализы и выдали набор документов. Зачем, если к нему за медом со своей тарой приезжают прямо на пасеку?

А уже на подходе новые условия: отчетность пчеловода по количеству пчелосемей, по количеству пчеломаток и даже по численности… трутней в улье. Вот зачем правительству знать, сколько трутней у пасечника? Тем более что в октябре пчелы изгоняют их из ульев. А сами ульи и количество пчелосемей пересчитает специальная комиссия, которая прикинет, сколько меда пасечник должен сдавать государству.

В нынешнем году мед подорожал в среднем на 100 рублей за килограмм, цена на рынке 650–700 рублей. Самым дорогим в Центральной России считается липовый мед, его стоимость доходит до 1300–1400 рублей. Во-первых, потому что его трудно подделать. А во-вторых, все пасечники стараются на нем заработать. Дело в том, что липа цветет раз в три года, в течение 1–2 недель. И бывает, что как раз в этот период, на который возлагались большие надежды, зарядили дожди, для пчел нелетная погода. Все планы тогда рушатся, и пасечники вынужденно поднимают цены на другие сорта.

В плане реализации у пчеловода три варианта. Продавать мед своим постоянным клиентам прямо с пасеки. Те приезжают с бидончиками и стеклянными банками и покупают товар, чтобы его хватило до следующего сезона. Можно сдавать мед оптом перекупщикам. Им не нужны никакие сертификаты, ведь производство они видят в действии. Достаточно только сведений из системы контроля «Меркурий».

Однако иметь дело с посредниками желающих немного. Те запрашивают копеечные цены. Пасечник Евгений Догин говорит, что за роскошный, престижный липовый мед ему предлагали всего 300 рублей за килограмм. Тогда как на рынке он стоит в 4–5 раз дороже.

Или можно поставлять в баночках мед в небольшие магазины — в торговые сети частников не приглашают. На таре должна быть этикетка со всей информацией о продукте и сертификат.

— Чтобы его получить, нужно уплатить деньги — примерно 30 тысяч рублей за каждый сорт, который ты поставляешь в торговлю, — рассказывает Евгений. — У сертификата есть определенные сроки годности. Чтобы зарегистрировать свой бренд, понадобится от 6 месяцев до года, и стоимость вопроса — 65–70 тысяч рублей. Бренды тоже не пожизненные, их переутверждают примерно раз в пять лет.

Словом, если из прибыли от торговли вычесть все эти издержки, то получается, что рядовые пасечники не так уж много на своих пчелах и зарабатывают.

Пасека в Нижегородской области — там климат не балует пчеловодов, мед они собирают всего один раз в году, но зато он ценится у покупателей — общепризнанно, что северный мед по своим вкусовым и целебным качествам один из лучших в России. Но поскольку в регионе по-прежнему много пустующих полей, на которых никто ничего не сеет и не выращивает, то раз в три-четыре года пчелы остаются без работы. И чтобы они сами не померли с голоду, в этот период пасечник скармливает старые запасы пчелам. Так и живут. На пасеке у Евгения Догина 200 ульев.

С тезисом о том, что с торговых полок может исчезнуть натуральный мед, пасечник согласен. И добавляет: если ужесточение ветеринарных требований продолжится, то в торговле может не остаться даже и медового продукта...

Каждый улей — на учет

— В России порядка 3 миллионов пчеловодов: как правило, личные подсобные хозяйства и фермеры, — рассказывает кандидат экономических наук, ведущий программы «Сельский час» Игорь Абакумов. — Товарный мед производится мелкими хозяйствами, которые либо формируют крупные партии и поставляют их в торговые сети, либо торгуют индивидуально. Раньше это был «серый» агробизнес. Но когда пчеловоды стали получать от государства субсидии и гранты на развитие, ситуация изменилась. А власть посчитала вправе навести здесь учет и контроль. Что совершенно справедливо. Но чиновники, которые готовят предписания или законы, часто думают не так, как производители меда. Отсюда и возникают конфликты.

— Что вы имеете в виду?

— Требование зарегистрировать каждый улей и занести его в общероссийский реестр. С таким условием, чтобы метка читалась с расстояния в 3 метра. Пчелы не подпускают к себе чужаков ближе, чем на 3 метра. А проверяющие комиссии должны убедиться, что каждый улей «посчитан». Но это бессмысленное занятие, поскольку улей видоизменяется в течение сезона 3–4 раза. И пасечники добились, чтобы марки на ульях не ставили, тогда нам предложили просто помечать маркером.

— Но это вполне логично. Как еще зафиксировать количество пчелосемей и прикинуть примерный выход меда, если их не посчитать?

— Маркировка ничего не дает. Каждый пасечник скажет, что некоторые ульи по разным причинам могут не работать. Потом, пчелосемьи могут быть разделены пчеловодом или, допустим, две слабые семьи могут быть объединены в одну… Улей — это не урожайность пшеницы с гектара, которую можно прикинуть на глазок. Он в течение сезона «перестраивается», состоит из корпусов. Миграция корпусов идет постоянно, нет никакого экономического и ветеринарного смысла в их регистрации. Законодатели таких нюансов не знают, некоторые их инициативы идут «не в ту степь». Однако новые требования ужесточаются, и конечный продукт, как следствие, прибавляет в цене. Но нужно отметить, что в целом диалог между производителями меда и Минсельхозом налаживается, власти стали прислушиваться к мнению пчеловодов.

— Пасечники жалуются на высокие требования ветеринаров и на то, что их услуги слишком дорого обходятся…

— Их услуги, безусловно, необходимы. Если ты продаешь мед, то должен иметь ветеринарные анализы его качества. Однако проблема в том, что ветеринаров в стране не хватает. Пасека может находиться глубоко в тайге, а ближайший ветеринар — в 300–500 километрах. Кто поедет за 500 верст делать анализы, если ближайший рынок в 20 километрах? Нет заключения ветеринара — штраф. Или если ветеринар выявляет у какой-то пчелы заболевание, на всю пасеку накладывает карантин. И тоже штраф до 5 тысячи рублей за каждый улей. А их на пасеке может быть даже 1000 штук. Зачем пчеловоду такой бизнес и зачем ему вообще регистрироваться? Не исключено, что пчеловоды опять начнут уходить в тень.

Читать в оригинале

Подпишись прямо сейчас