Цены на услуги естественных монополий и ЖКХ вырвались из-под контроля. Если компании не начнут работать над кардинальным повышением своей эффективности, мы так и продолжим жить в тарифной гонке, которая неизбежно будет подтачивать конкурентоспособность России на мировом уровне.
Вэтом материале мы будем говорить преимущественно о ценах на газ и электроэнергию, но, строго говоря, джинна из бутылки выпустили РЖД. В конце прошлого года монополия добилась увеличения стоимости грузоперевозок на 13,8%, порожнего пробега — на 10%. Напомним, инфляция за 2024 год составила 9,52%.
На протяжении десяти лет индексация тарифов РЖД и других естественных монополий проходила в формате «инфляция минус 0,1%» — точнее, за точку отсчета брался среднеарифметический индекс потребительских цен (ИПЦ) за четыре года. Но в конце 2024-го эта модель де-факто была сломана: железнодорожникам удалось обосновать переход на некий композитный индекс, характеризующий промышленную инфляцию.
Демарш РЖД послужил спусковым крючком, и дальше началась настоящая гонка тарифов. «Газпром», который готов был удовлетвориться в 2025 году повышением оптовых цен на газ для всех категорий потребителей на 10,3%, пошел ва-банк и настоял еще на одном увеличении на 10% в этом же году. Если точнее, речь идет о так называемом повышающем сезонном коэффициенте в размере 1,1 — он будет применен к регулируемым оптовым ценам на газ два раза, не только в первом, но и в четвертом квартале. Причина в том, что газовой монополии надо возместить выпадающие доходы от потери европейского экспорта и компенсировать расходы на содержание подземных хранилищ газа.
С июля 2025 года регулируемые цены на газ для всех категорий потребителей вырастут на 10,3%, а для электроэнергетических компаний и ЖКХ дополнительно на 11% (в предыдущую индексацию цена не менялась). То есть с учетом общего повышения цена для последних вырастет сразу на 21,3%.
Оптовые цены по сложной, но беспощадной методике с некоторым лагом поднимают и розничные цены на газ. Так что следующими повысят конечные цены на электроэнергию и тепло работающие на газе генерирующие компании и котельные.
И речь идет не о текущем повышении тарифов на ЖКУ для граждан в среднем на 11,9%, которое вступит в силу 1 июля 2025 года, — оно, по сути, отражает только половину повышения оптовых цен на газ. Вторая половина будет переложена на розницу позже, уже в 2026 году.
В СМИ приводятся оценки Совета производителей энергии, согласно которым «лишняя» индексация цен на газ на 10% в четвертом квартале даст о себе знать дополнительным ростом тарифов на тепло и электроэнергию с лета 2026 года, причем тепло в среднем подорожает на 20% больше, чем прогнозируется сейчас.
Включились в тарифную гонку энергетики: планируется дополнительная индексация на 15% цены на мощность для промышленных потребителей электроэнергии на 2025–2026 годы.
Если говорить только о розничных потребителях, то тут надо напомнить, что цены на ЖКУ для граждан по стране растут неравномерно, они зависят от предельных индексов подорожания коммунальных услуг для регионов и допустимых отклонений в отдельных муниципалитетах (цифры утверждает правительство). Грубо говоря, для каждого региона есть некий потолок, и в его пределах можно поднимать тарифы — допустим, на тепло побольше, на воду поменьше или наоборот. Кроме того, в одних муниципалитетах, где можно заложить в тариф модернизацию, цены на ЖКУ могут вырасти больше, чем в другом, — главное, чтобы в целом по региону потолок не был пробит. Поэтому в среднем по стране с 1 июля ЖКУ для населения подорожают на 11,9%, но в некоторых регионах коммунальные услуги могут подорожать на 20% и более.
Но через год граждан будет ждать еще более серьезное повышение цен — логично предположить, что в ряде регионов темпы могут увеличиться до 30%. Совсем скоро благодаря «Газпрому» конструкция с предельным индексом роста цен затрещит по швам, потому что коммунальщики постараются донести до местных властей: надо перенести бремя роста оптовых цен на газ и электроэнергию на конечных потребителей — иначе здравствуйте, новые проблемы с и так изношенными трубами.
В теории в цены на коммуналку для конечных пользователей должны были закладываться инвестиции в инфраструктуру, но на практике это делалось крайне редко. Как объясняет Станислав Шубин, доцент Финансового университета при правительстве РФ, применение подхода «инфляция минус» в тарифном регулировании никак не сказывалось на инвестиционных возможностях предприятий сферы ЖКХ — конечные тарифы для потребителей учитывали снижение затрат на газ, не создавая дополнительного источника для инвестиций.
И получается, что теперь ЖКХ, в первую очередь производителям тепла, либо надо взять на себя рост тарифов на газ — либо добиться отмены механизма предельного индекса. Либо банкротиться, создавая новую головную боль местным властям.
Но дело не только в конечных ценах на услуги ЖКХ, которые, безусловно, влияют на потребительскую инфляцию и отнимают спрос у других отраслей, прежде всего непродовольственных товаров и услуг помимо ЖКУ. Проблема гораздо серьезнее: цены на газ и электроэнергию как ресурс влияют на конкурентоспособность промышленности. И если газ в России для промышленных потребителей все еще один из самых дешевых в мире (см. график 1), то в части электроэнергии наше глобально конкурентное преимущество стремительно тает. Не только в богатых энергоресурсами Саудовской Аравии и Казахстане, но и в Индонезии и даже в Китае электроэнергия для промышленности уже дешевле, чем у нас (см. график 2). Это просто неприемлемо, если мы действительно хотим мощную, диверсифицированную и, главное, конкурентоспособную на мировом рынке промышленность высоких переделов. Да и попросту стыдно для страны с таким ресурсным потенциалом, как у нас. И если мы и правда хотим иметь неэнергетический несырьевой экспорт, то удержание цен на электроэнергию — и на газ как источник энергии — должно быть важной государственной задачей. Это значит, что тарифной петли, которая уже затягивается на нашей экономике, допустить нельзя.
Мало экономят
С 2000 по 2012 год тарифы на газ и электроэнергию росли опережающими инфляцию темпами (см. графики 3 и 4). Естественные монополии жили по принципу: нужны деньги? — повышай тарифы; нужны деньги на инвестиции? — повышай тарифы еще. В конце концов возмущение таким положением дел достигло точки кипения. Летом 2013 года тогдашний глава Федеральной антимонопольной службы Игорь Артемьев заявил, что расценки на железнодорожные перевозки в России достигли самых высоких значений в мире и назвал тарифную политику РЖД безумной.
Тогда же вопросом занялся президент Владимир Путин: он поручил установить с 2014 года предельный рост тарифов на ЖКУ в размере 6%, а также ограничил рост тарифов естественных монополий уровнем инфляции, то есть обуздал тарифы по всей цепочке, от поставщиков ресурсов до конечных потребителей. Комментируя решение, президент отметил, что опережающий рост тарифов стал самостоятельным и значимым фактором раскручивания инфляции, торможения экономики, роста издержек и потери конкурентоспособности отечественных производителей.
Казалось, что ограниченные в своих аппетитах естественные монополии наконец-то займутся повышением собственной эффективности — урежут затраты, найдут новые рынки или предложат услуги с высокой добавленной стоимостью. И хотя отдельные примеры этого были — например, «Россети» в течение 2015‒2017 годов последовательно сокращали удельные операционные расходы, стремясь снизить их в итоге на 15%, — в целом эффективность отечественных монополий оставляет желать лучшего.
Так, в Сообществе потребителей энергии напоминают, что существует общеизвестная практика повышения эффективности, которая применяется аналогичными «Газпрому» зарубежными компаниями. Речь идет о целевых программах сокращения издержек и повышения операционной эффективности, позволяющих снизить затраты на 10–20% без потери основных возможностей для развития компании, а также об избавлении от непрофильных активов и о повышении прозрачности экономики монополии. Конечно, шевелиться зарубежные компании тоже заставляют кризисы: в Сообществе потребителей энергии говорят, что зарубежные «коллеги» «Газпрома» существенно сократили постоянные издержки после кризисов 2014–2015 и 2020 годов. Например, Royal Dutch Shell в 2020-м объявила о сокращении 7–9 тыс. рабочих мест (около 10% штата) в рамках реструктуризации, что должно было дать экономию 2–2,5 млрд долларов в год к 2022 году. Одновременно Shell упростила оргструктуру, объединив управление нефтью, газом и электроэнергией. Другой пример — ExxonMobil, которая в 2020–2021 году также жестко пересмотрела расходы: снизила операционные затраты на 8 млрд долларов, в том числе за счет оптимизации штата и бенефитов, и урезала инвестпрограмму почти на треть. «В результате Exxon вышла из кризиса куда более “стройной”: операционные расходы в 2021 году были на 15 процентов ниже докризисных, и компания добилась цели сэкономить девять миллиардов долларов раньше срока», — напоминают в Сообществе потребителей энергии.
В 2023 году зампред правления «Газпрома» Фамил Садыгов заявил, что операционные расходы холдинга сократятся более чем на триллион рублей по сравнению с первоначальным планом — и по итогам 2023 года они действительно снизились до 8,6 трлн рублей с 9,3 трлн годом ранее, но и выручка от продаж в 2023 году серьезно просела. А по итогам 2024-го операционные расходы снова превысили 9 трлн рублей.
В начале этого года холдинг порадовал заявлением, что серьезно, на 1600 человек, сократит численность центрального аппарата, но уже дважды переносил это сокращение. Спонсорская поддержка футбольного клуба «Зенит» и строительство еще двух небоскребов «Лахта Центра» к 2031 году в сочетании с «двойным тарифным ударом» в 2025 году вызывают у покупателей газа еще больше вопросов.
Вице-президент Ассоциации малой энергетики (АМЭ) Валерий Жихарев говорит, что действенные инструменты сокращения затрат — это совершенствование цепочки поставок и проведение ценового и технологического аудита (ТЦА). Последний хорошо себя зарекомендовал при проведении с участием потребителей аудита инвестиционных проектов в электроэнергетике. Он позволяет выявить неэффективные и избыточные технические решения, а также, соответственно, завышение стоимости их реализации.
Причем ТЦА крупных инвестиционных проектов был зафиксирован в распоряжении правительства РФ от 19 сентября 2013 года № 1689-р, которое ввело общественный контроль за деятельностью естественных монополий. И это оказалось эффективным: Валерий Жихарев приводит такой пример: в 2017‒2018 годах Экспертный совет при правительстве рассмотрел отчеты о ТЦА 35 крупных инвестиционных проектов компаний ПАО «Россети» (ПАО «ФСК ЕЭС», АО «Янтарьэнерго», ПАО «МОЭСК») со сметной стоимостью, превышающей 90 млрд рублей. В результате была выявлена возможность оптимизации технологических и ценовых решений в инвестиционных проектах на сумму порядка 13 млрд рублей.
Работы по ТЦА также поводились в РЖД, «Автодоре», «Русгидро», «Транснефти», на проектах реконструкции и модернизации Байкало-Амурской и Транссибирской магистралей и железнодорожных подходов Азово-Черноморского бассейна, строительства объектов генерации (Уссурийская ТЭЦ, Ленинградская ГАЭС, Якутская ГРЭС-2 и т. д.), реализации проектов ЦКАД и трассы М-11, нефтепроводов Куйбышев — Лисичанск, Новороссийск — Тихорецк и т. д. «На одном лишь проекте железнодорожных подходов Азово-Черноморского бассейна аудитор выявил экономию в 13,5 миллиарда рублей, — напоминает Валерий Жихарев. — В 2013‒2014 годах специальными распоряжениями правительства был проведен ТЦА отдельных проектов. В итоге каждый рубль, затраченный на проведение ТЦА, позволил выявить свыше 80 рублей экономии за счет оптимизации проектных решений или процесса строительства».
Мало продают
Ресурсоснабжающие организации и РЖД всегда жили и продолжают жить в парадигме «вас много, а мы одни»: потребители не могут без ресурсов, поэтому никуда они не денутся, придут и купят. Из этого вытекает и их «бизнес-модель»: в любой непонятной ситуации повышать тарифы, а также устанавливать высокие цены на подключение к электрическим и газовым сетям. Инерция так велика, что монополии не хотят замечать очевидного: устав биться с ними, потребители находят пути выскочить из монопольной ловушки. Погрузка на РЖД неуклонно падает: все большему числу компаний проще возить грузы по автодорогам, чем по железной дороге. Крупные компании предпочитают строить собственную генерацию, вместо того чтобы подключаться к единой энергосистеме. Энергоэффективные решения активно внедряются, если говорить о промышленном потреблении, — иначе как объяснить тот факт, что потребление электроэнергии в России (в рамках ЕЭС) в 2024 году достигло 1174,1 млрд кВт⋅ч — всего на 13,3% больше, чем в 1991-м?
Такое чувство, что монополии не хотят продавать больше своих услуг, хотя увеличение продаж ― самый простой путь к снижению расходов.
«Ключевой характеристикой инфраструктуры, обеспечивающей ее эффективность без существенного роста расходов, является эффект масштаба, — говорит Валерий Жихарев. — Этот эффект заключается в сокращении удельных затрат при росте объемов ее использования. Увеличения объема услуг возможно добиться за счет сокращения сроков и стоимости технологического присоединения (сейчас это особенно актуально при подключении к газовым и электрическим сетям)». Чтобы оказывать больше услуг, инфраструктура должна демонстрировать свою эффективность: необходимо снижать расходы на ее содержание, сокращать сроки и стоимость техприсоединения, то есть повышать доступность, продолжает вице-президент АМЭ. Но всего этого мы не наблюдаем ни в электросетях, ни в газовых сетях, ни в генерации.
Валерий Жихарев уверен: из техусловий (ТУ) присоединения к сетям вполне возможно убрать избыточные мероприятия — необходим только механизм их оценки и исключения. Тогда сроки и стоимость техприсоединения снизятся. «Например, при подключении к электросетям потребителей услуг, у которых есть объекты генерации, сетевая организация включает в ТУ мероприятия по усилению защит для снижения негативного воздействия объектов генерации на внешнюю сеть, — говорит Валерий Жихарев. — Но данные мероприятия, как показывает практика и международный опыт, избыточны. В частности, отраслевой регулятор Великобритании Ofgemс с целью исключения избыточных мероприятий из процедуры подключения объектов распредгенерации к электросетям в Англии и Уэльсе исключил процедуру оценки воздействия будущего объекта генерации на передающую сеть (Transmission Impact Assessment, TIA)».
Что же касается «Газпрома», то эксперты уверены: его положение сейчас было бы совсем другим, сделай он много лет назад ставку не просто на продажу газа, а на его глубокую переработку.
«У “Газпрома” были резервы для дополнительного заработка, которые, к сожалению, не использовались. И речь идет не об СПГ или метане, а о том, что газ — это в первую очередь ценное газохимическое сырье, из которого может быть произведено синтетическое дизельное топливо, газовое топливо, продукты газохимии, — говорит Дмитрий Гусев, заместитель председателя наблюдательного совета ассоциации “Надежный партнер”. — Можно, в конце концов, уйти на сложный цикл производства удобрений либо производства электроэнергии. Но в отличие от нефтяных компаний, которые последние лет двадцать государство стимулирует увеличивать глубину переработки и получать продукцию с высокой добавленной стоимостью, с “Газпромом” такого нет. Новоуренгойский газохимический комплекс, который был заложен лет двадцать пять назад, на проектную мощность так и не вышел. Или, может быть, сколько-то объектов по производству удобрений было введено? Или отбираются из газа сжиженные углеводороды? Есть ли дополнительные нефтехимические мощности для производства ШФЛУ? Появились новые установки по производству этилена? Этого нет. Да, есть “Газпром Энергохолдинг”, есть три газоперерабатывающих завода. Но мы же говорим не о холдинге, а о самом “Газпроме”».
У нефтяников через налоги денег забирали гораздо больше, чем у газовиков, и стимулы, которые им давали, это был, по сути дела, частичный возврат уплаченных средств в бюджет для стимулирования инвестиционной активности, продолжает Дмитрий Гусев. И задается вопросом: почему в тот момент «Газпром» не сказал, что они готовы вместо газа производить удобрения или разделять ШФЛУ, но для этого тоже нужны инвестиции? «На Ближнем Востоке, в Китае за последние тридцать лет было создано огромное количество газохимических производств. И если бы “Газпром” хорошо зарабатывал на продуктах с высокой добавленной стоимостью, то, в принципе, отпускать газ для внутренних потребителей по приемлемой цене ему было бы гораздо легче, эта социальная нагрузка для него была бы меньше, и он бы ее не замечал», — уверен эксперт.
Удивительно, но к сложным переделам газа холдинг не подтолкнула даже потеря европейского рынка. А ведь кроме него «Газпром» — а также РЖД — в 2022 году резко лишились и возможности занимать за рубежом по комфортным ставкам и вместе с остальной экономикой погрузились в объятия Банка России с его денежно-кредитной политикой.
У тарифного вопроса не может быть простого решения: новая заморозка тарифов в условиях кредитов дороже 20% и серьезных налоговых изъятий у «Газпрома», а также серьезных инвестиционных задач ни к чему хорошему не приведет. Тут требуется масштабная перестройка всей хозяйственной жизни естественных монополий вместе с бюджетной и денежно-кредитной политикой. Если мы поставим в приоритет российскую обрабатывающую промышленность, то увидим, что тарифная политика монополий должна быть перестроена так, чтобы как можно серьезнее сдержать рост цен для предприятий. Но так как перед монополиями стоят большие задачи, они должны хорошо зарабатывать и при этом меньше тратить. Кроме очевидного аудита и срезания издержек тут есть меры, без которых никуда: снижение ключевой ставки ЦБ и изменение бюджетной политики. В 2024 году «Газпром» заплатил на 600 млрд рублей НДПИ больше, чем в 2023-м, а в общей сложности 4 трлн рублей налогов. Но пора признать: как и нефтяные компании, газовый гигант не может давать в бюджет все больше и больше. Он должен инвестировать и повышать собственную эффективность, обеспечивать промышленность доступным сырьем, а российских граждан — энергией и теплом по приемлемым ценам. Возможно, и в случае других монополий бюджет должен применить некие стимулы, по духу аналогичные тем, что применил к нефтяникам, заставляя их развивать переработку. Это все опять приводит нас к адекватной политике ЦБ: первый зампред правительства РФ Денис Мантуров недавно сказал, что снижение ключевой ставки на один процентный пункт экономит бюджету 260 млрд рублей.
«Одно из конкурентных преимуществ российской экономики — низкие тарифы. А если мы выйдем на более высокие тарифы, это преимущество пропадет, — говорит Дмитрий Гусев. — Я против перекрестного субсидирования, никто не должен ни за кого платить, но в то же время в интересах того же “Газпрома” — повышать энергоэффективность конечных потребителей, чтобы высвободить дополнительный объем. И без четкой программы повышения энергоэффективности, снижения энергоемкости процессов даже говорить о подъеме тарифов на покрытие затрат, мягко говоря, некорректно».
0
150.00
